Наряд. Книга 1. Чёрное небо - Ярослав Калака
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё больше и больше стало попадаться боковых ходов. Они были разными: одни по уровню выше, чем основной ход, другие ниже, и пришлось бы спрыгивать на довольно приличное расстояние вниз, если бы я решил ими воспользоваться. Некоторые примыкали к коллектору под прямым углом, но таких было немного, больше всего под острым углом, если отсчитывать от направления моего пути, то есть, я как бы двигался по стволу дерева по направлению от его корня к ветвям. Хотя изредка попадались примыкания и под тупым углом, но их было гораздо меньше.
Иногда коллектор то изгибался, то резко уменьшался в размерах, и приходилось нагибаться, но ненадолго, потому как потом всё снова возвращалось к своим прежним немаленьким размерам, поочерёдно меняя свои современные бетонные одежды на старинную округлую кладку из красного глиняного кирпича, и обратно. Только одно было неизменным – то, что постепенно, но неумолимо, он всё время шёл хоть и под небольшим углом, но вниз, понемногу спуская меня всё глубже и глубже; это было мне на руку.
Я бежал даже тогда, когда понял, что давно оторвался от погони и никто не догоняет меня, и только, было, собрался остановиться, видя, как коллектор резко уходит вниз, для того чтобы прислушаться и обдумать ситуацию в том смысле, стоит ли вообще двигаться в прежнем направлении, но поскользнулся и упал на то место, которое в прежние времена действительно было мягким. Сначала, держа одной рукой фонарик, а другой пистолет, я думал, что моё движение прекратится само собой, но угол наклона всё рос и рос вместе с глубиной и силой потока. Осознав, что больше не контролирую ситуацию и с нарастающей скоростью скольжу по покрытому слизью руслу, я сделал отчаянную попытку встать, предварительно закинув пистолет за пазуху, но ударился о слишком поздно замеченную железную балку и потерял сознание.
Глава V
в которой главному герою предстоит не один раз усомниться в реальности происходящего и убедиться на собственном опыте, что все радости нашей земной жизни могут растаять с такой же лёгкостью, с какой растворяется сахар в воде
– Сколько пальцев на моей руке? – наклонился надо мной незнакомец, одетый в нашу полевую форму.
У него было добродушное лицо, которое украшали усы. Немного поодаль, возле паяльной лампы, над которой был прилажен котелок, стояли ещё двое, одетые так же, как и он. Они смотрели на меня сосредоточенно и сурово. Зато тот, который наклонился надо мной, приветливо улыбался и терпеливо ждал, пока я отвечу.
– Ну что, сосчитал?
– Да. Три.
– Хорошо, – ответил он и выпрямился.
– Ну что? – задал ему вопрос один из стоящих возле импровизированного очага.
– Жить будет, – ответил усач.
Я пришёл в себя несколько мгновений назад. Жутко болела голова, но события, предшествующие удару о балку, вспомнились разом: выброс, туннель с истерзанной саксами девушкой, мёртвый связной, погоня, коллектор и… отпустившая меня патрульная Альянса по имени Лианна.
– Нет, нет! – сказал незнакомец в ответ на мою попытку встать со спальника. – Не торопитесь… Голова не кружится? Не тошнит? – спросил он с той же полушутливой интонацией, с которой всё время говорил и прежде. Похоже, он обладал весёлым нравом, и такая форма общения была его привычкой.
– Да вроде бы нет. Болит только, но не кружится. И не тошнит… Наоборот, есть хочется, – ответил я с открытой улыбкой, вспомнив японскую пословицу, которая утверждала, что в широко улыбающееся лицо не пускают стрелу. Все трое, хоть и после паузы, но всё же усмехнулись, а я, не вставая, постарался осмотреться.
Несмотря на скудное освещение, с первого же взгляда было ясно, что подземелье, где мы находились, было не похожим ни на что. Оно было рукотворным, однако не каменоломней, потому как создавалось отнюдь либо не только из целей промысла породы. Был потолок, имевший, как мне удалось разглядеть, облицовку из плит; некоторые из них от старости просто попадали вниз. Такую же облицовку из грубо обработанного известняка имели стены, которые были видны с двух сторон. Невдалеке журчала вода, оттуда пахло сыростью, только сыростью, значит, вода была относительно чистой.
Осторожно повернув голову, я принялся рассматривать незнакомцев, в компании которых так ненавязчиво оказался. Вероятно, они нашли меня в канале с водой, который был неподалёку. Пока трудно гадать, к чему приведёт подобный поворот событий, и что вообще со мной могло произойти, если бы я был до сих пор предоставлен самому себе. Приглядевшись, я увидел их четвёртого товарища. Он полулежал, опираясь на стену, и похоже, был без чувств.
Тем временем головная боль стихла, и я почувствовал себя вполне окрепшим для того, чтобы встать. Пробуя вращать головой по сторонам, только сейчас, к своему огромному стыду, я заметил, что переодет в сухой полевой комок. Точно такого же образца, как и те, которые носили подобравшие меня незнакомцы. Это было сделано наспех и кое-как и, к счастью, касалось только верхней одежды. Впрочем, и её хватило для того, чтобы согреться и не замёрзнуть. «Интересно, – подумал я про себя. – А где моё босоножье тряпьё?» Даже лёжа, мне было понятно, что комплект полевого ХБ, который был на мне, явно не по размеру, а то, что моя прежняя одежда вымокла до самой последней нитки, я уже успел забыть.
Теперь моё внимание было приковано к таинственным чужакам. Усач, просивший сосчитать количество пальцев, вероятно, исполнял обязанности медика. Это соображение подкреплялось тем фактом, что, покинув меня, он тут же принялся хлопотать возле раненого. То, что четвёртый в их группе был раненным, вскоре стало для меня очевидным фактом: я разглядел пропитавшуюся, конечно же, кровью, повязку у него на животе.
Двое других кашеварили: в котелке, судя по всему, со временем должен был появиться суп. Один из них был коренаст, круглолиц и обладал, как показалось мне, громадными широкими ладонями. Наверное, он был самым старшим: на вид ему было около сорока пяти лет. Второй, невероятно худощавого телосложения, был моложе первого лет на пять, а может быть, и на семь. В то время как круглолицый, надев очки, сосредоточенно чистил картошку, он медленно и осторожно помешивал варево в котелке. Взглянув на него, сразу становилось ясным, что лидер среди этих людей именно он.
Чем больше я наблюдал, тем явственнее ощущал нервозное настроение, охватившее сознание этих людей. Нужно было быть предельно осторожным, но внутренне, тем чувством, которое бывает редко, но если уж есть, то никогда не врёт, я знал, что от этих людей напрасно ждать чего-либо слишком дурного или опасного. Это были не бродяги и уж, конечно же, не беглые мартышки. Скорее всего, мне повезло встретить офицеров КСПН, хотя никаких опознавательных знаков, в том числе и званий, на их комках не было.
Поразмыслив, я понял, что именно в раненом заключается причина их настороженности и напряжённости. Действительно, если посмотреть на ситуацию критически, то становилось ясным, что своим внезапным появлением я могу принести своим случайным встречным гораздо большую долю беспокойства, чем они мне. Возможно, следовало попытаться разрешить напряжение опознаванием.
Когда-то, чувствуя себя вполне защищённым в гротах своего учебного центра, я смеялся над казавшимся мне тогда на редкость дурацким ритуалом, который мы каждый месяц зубрили наизусть. Именно его мне нужно было сейчас воспроизвести. И оценить на своём собственном опыте его эффективность.
Я привстал, чувствуя, как три пары глаз, не моргая, наблюдают за мной, стараясь не упустить ни одного моего движения. Затем присел на корточки. Слегка кашлянул. Поправил левой рукой волосы. Потом сосчитал про себя до трёх. Два раза, будто бы прочищая, быстро моргнул глазами. Моргнул ещё два раза, теперь медленно. Дальше следовал внутренний счёт до двадцати пяти. Затем легонько закусил нижнюю губу и, сморщившись, слегка сплюнул в сторону. Это был общий опознавательный код КСПН на май. Далее также старательно я воспроизвёл код своего учебного центра. Все удовлетворительно закивали головами и посмотрели на худощавого.
– 72-й учебный центр, не так ли? – спросил он, тоже присаживаясь на корточки.
– Да, – ответил я. – Курсант 1-го курса Дмитрий Викторович Гарвий. Отдайте, пожалуйста, мой пистолет и контейнер.
– Не торопись, – сурово сверкнув глазами, проговорил он. – Назови фамилию, имя, отчество начальника центра.
– Пароконный Николай Иванович.
– Какие у него есть характерные особенности?
– Не понял?
– Мне необходимо точно удостовериться, что ты не врешь. Говори как есть, потом будешь демонстрировать хорошее воспитание.
– В любом месте, где можно сказать хоть одно, он с лёгкостью скажет сотню слов.
– Хм, верно, – уголки его губ на мгновение взмыли вверх.